Консуэло кивнула.

– Хорошо, тогда сходим. Я прослежу, чтобы нам оставили зарезервированные места. Эммелин Панкхерст будет…

Альва постучала в стекло, отделявшее их от шофера.

– Остановитесь!

– Прямо здесь? – удивилась Консуэло.

– Пешком мы дойдем быстрее. – Альва потянулась к ручке двери.

– Мама, погоди. Я бы с удовольствием прошлась, но… Быстрее добраться не получится. Меня здесь все знают и будут останавливать на каждом шагу.

Альва откинулась на сиденье, посмотрела на туфли дочери – голубые шелковые лодочки с серебряными пряжками – и признала:

– Да и обута ты не для прогулок. – Она снова постучала в окошко и крикнула: – Едем дальше!

– Скажи, – поинтересовалась она у дочери, когда машина продолжила свой черепаший ход, – тебе никогда не хотелось все изменить? Если бы тебе дали такую возможность, ты бы выбрала другую жизнь?

– Нет, ни за что.

– Ты даже не задумалась!

– Потому что я много думала об этом. Знаю, когда-то я вела себя так, словно ты разрушила все, что имело для меня значение, тогда я не кривила душой – моему неискушенному взгляду мистер Резерфорд действительно казался галантным кавалером и удивительным человеком. Я верила, что влюблена в него. Но когда я стала герцогиней Мальборо, передо мной открылся новый мир. Мне очень нравится заниматься общественными делами, особенно проблемами детей и женщин. Поэтому я бы не стала ничего менять – кроме характера Мальборо. Не будь он таким педантом… – Консуэло рассмеялась: – Обожаю это слово. «Педант». Замечательное слово.

– Мы с тобой – удивительные создания, – заметила Альва. – Две независимые женщины, умудренные жизненным опытом.

В воскресенье Альву разбудила настойчивая песенка крапивника за окном спальни. Небо только начинало светлеть, но она знала – уснуть ей уже не удастся. Последнее время Альве не удавалось поспать больше нескольких часов за ночь – достаточно для того, чтобы не падать с ног от усталости, но недостаточно, чтобы отдохнуть по-настоящему. Как только она просыпалась, в ее мыслях начинали возникать образы из прошлого, и сон уходил, не в состоянии побороть воспоминания.

Рана, которую продолжают бередить, не затягивается. Поэтому когда Альве не хотелось погружаться в прошлое – а чаще всего так и было, – она выбиралась из постели и находила себе какое-нибудь занятие. Но поступать так в пять часов утра в доме дочери – не очень хорошо, так что Альва осталась в постели, несмотря на то, что первой мыслью, пришедшей ей в голову, была мысль о бывшей подруге, герцогине Манчестерской. Что ж, возможно, песня крапивника отвлечет ее, и мысли примут другой ход.

Альве следовало ожидать, что Лондон заставит ее думать о прошлом – это происходило каждый раз, когда она сюда приезжала. Герцогиня, ее старая подруга, где-то здесь, в городе. Она не переехала даже после того, как восемь лет назад тоже от туберкулеза умерла ее вторая дочь.

Альва всегда представляла, что может случайно столкнуться с герцогиней, а потому всегда была начеку и думала о том, как поведет себя, если их пути пересекутся. Эта душевная рана тоже не заживала, но была небольшой и незаметной для других, поэтому Альва решила ничего с ней не делать. Оливер поддержал ее решение. Он подарил ей полутораметровую мраморную статую Жанны д’Арк, которая стала украшением парадного зала в Белкурте, со словами:

– Как и Жанна, ты всегда знаешь, в каких сражениях принимать участие.

Трель крапивника прозвучала чуть дальше, потом еще дальше и наконец стихла совсем.

И Альва Вандербильт, и герцогиня Манчестерская стали вдовами. Обе женщины уверенно вошли в свои зрелые годы (которые, впрочем, приносили все больше неуверенности). Они вряд ли найдут новую любовь – Альве и думать об этом не хотелось, Оливер слишком ее избаловал. Значит, у них обеих впереди оставалось время, которое необходимо наполнить чем-то важным.

Возможно Альва ошибалась, игнорируя эту рану. Возможно, она зря думала, что ничего хорошего не выйдет, если они встретятся лицом к лицу. Она когда-то любила Консуэло Изнага. И она полюбит ее снова.

Альва села в кровати. Небо уже совсем просветлело. Послышались звуки другой птицы – на сей раз голубя, который нежно ворковал на соседнем подоконнике. Да, ее ждет день, полный событий, но что потом? Ей необходимо узнать, где сейчас живет герцогиня Манчестерская, та самая Консуэло, которая, как и Альва, когда-то была подающей надежды, но не поддающейся на уговоры юной леди, мечтавшей о приключениях. Надо послать старой подруге записку. Может быть, им удастся отыскать ресторанчик с хорошим видом, где подают чай по-девонширски?

Вместе с дочерью Альва присоединилась к процессии, которая должна была пройти от Набережной Виктории к Гайд-парку. В других частях города собралось еще шесть процессий. Они все состояли из женщин, прибывших со всех уголков Англии и несущих плакаты и флаги с названиями городов и лозунгами. Большинство женщин оделись в белое, у некоторых на шляпках или сумочках были зеленые и пурпурные украшения. В этом сезоне белый цвет пользовался необыкновенной популярностью – дамы прошлись по лондонским магазинам как саранча, не оставив после себя и отреза белой ткани.

Консуэло объяснила Альве:

– Как видите, Женский союз выбрал для своих представительниц определенные цвета: пурпурный символизирует собой королевскую кровь, которая, по мнению миссис Панкхерст, течет в жилах каждой благонамеренной женщины. Белый – чистота души и намерений. Зеленый – это надежда, обновление и весна.

– Отличный выбор, – одобрила Альва. – Армия не должна вступать в войну без знамени.

– Я предпочитаю думать об этом не как о войне, а как о длительных переговорах.

– Во время переговоров обычно происходит обсуждение. Со стороны правительства я пока не вижу особого желания что-нибудь обсудить. Думаю, миссис Панкхерст не просто так прибегает к военным принципам. Она знает, с кем имеет дело.

– Значит, вас не возмущает то, что ее дочь арестовали за нарушение общественного порядка и провокации? Можете не отвечать – ответ написан у вас на лице. А когда мы были маленькими, вы заставляли нас вести себя хорошо и слушаться взрослых!

– Все зависит от обстоятельств.

– Мама, ее отправили в тюрьму!

Они шли в голове процессии, которая направлялась мимо резиденции премьер-министра на Даунинг-стрит к Сент-Джеймсскому парку, затем, минуя Букингемский дворец и Арку Веллингтона, должна была выйти к Гайд-парку. Вдоль маршрута выстроились любопытные – в основном мужчины постарше, некоторые из них хмурились и неодобрительно покрикивали.

– Мне нравится, что я сегодня в белом. Черный цвет слишком мрачен, он вытягивает из меня все жизненные силы. Кому захочется выглядеть так, словно его собственная смерть не за горами? Повязки на руку вполне достаточно.

Альве, безусловно, шло белое платье, но Консуэло в белом выглядела невероятной красавицей. Впрочем, она была красавицей в любом цвете. Альва думала о том, что никогда не видела свою дочь такой прекрасной, какой она стала в тридцать один год. Ее лицо словно создано самими ангелами. Из нескладного олененка она превратилась в грациозную газель. Доктор, прописавший ей в детстве чудовищный корсет, похожий на средневековое орудие пыток, явно отдавал себе отчет в том, что заботится о будущих интересах дамы.